Эссе, навеянное фильмом «Громче, чем бомбы»
К.О.Сафронов, педагог мастерской «Сценарист»
Может быть, я ошибаюсь, но в детстве весна приходила раньше. Так или иначе, ожидание того дня, когда выйдешь на улицу, а деревья приветственно помашут тебе листочками – невыносимо. Приходится спасаться.
Да вот пост в компании с колеблющимся здоровьем и неожиданно взрослым расписанием сильно сужают диапазон мероприятий по восстановлению эмоциональной почвы. Так и мечешься между книгами, фильмами и одеялом. Последнее греет всё реже, а первое – как и на обеде – лезет не всегда. Остаётся то, что остаётся.
Но и здесь всё не слава Богу: враги (так и хочется приписать «организация, признанная террористической и запрещенная в России») закрыли торренты, а к онлайн-просмотрам со времён мельтешащего интернета у меня остаётся недоверие.
Поэтому, обнаружив на сайте одного из кинотеатров описание фильма «Громче, чем бомбы», я всё понял. По крайней мере, касательно субботы. Речь, собственно, о нём. О фильме.
«Изабель Рид была знаменитым военным фотографом и каждый день рисковала собой, но погибнуть ей было суждено в обычной автокатастрофе. Спустя три года ее муж и сыновья, так и не сумевшие смириться с утратой, находят новую информацию об истинных причинах ее смерти».
К.О.Сафронов, педагог мастерской «Сценарист»
Да вот пост в компании с колеблющимся здоровьем и неожиданно взрослым расписанием сильно сужают диапазон мероприятий по восстановлению эмоциональной почвы. Так и мечешься между книгами, фильмами и одеялом. Последнее греет всё реже, а первое – как и на обеде – лезет не всегда. Остаётся то, что остаётся.
Но и здесь всё не слава Богу: враги (так и хочется приписать «организация, признанная террористической и запрещенная в России») закрыли торренты, а к онлайн-просмотрам со времён мельтешащего интернета у меня остаётся недоверие.
Поэтому, обнаружив на сайте одного из кинотеатров описание фильма «Громче, чем бомбы», я всё понял. По крайней мере, касательно субботы. Речь, собственно, о нём. О фильме.
«Изабель Рид была знаменитым военным фотографом и каждый день рисковала собой, но погибнуть ей было суждено в обычной автокатастрофе. Спустя три года ее муж и сыновья, так и не сумевшие смириться с утратой, находят новую информацию об истинных причинах ее смерти».
«И что же такого примечательного в этом описании?», – спросите вы, – «Небось, трейлер посмотрел?» Ничего подобного. Во-первых, в том же 2015 году был снят другой фильм про женщину-военного-фотографа («Тысячу раз «спокойной ночи»), и – так как он мне понравился – в моей голове поползли всякие ассоциации. Во-вторых, описания других кино-так-сказать-лент ещё хуже. Да и вообще – интересно же: если героиню не берут бомбы боевиков, то что ещё за нелепость, что за автокатастрофа, почему?
И вот, значит, режиссёр – без всякого педалирования «женской-силы-слабости», «жертвенности-ради-искусства» и прочих сахарозаменителей – рассказывает мне историю про то, что – аля-улю – надо-то говорить. Можно сказать, кричать: о том, что невыносимо, немыслимо, не…, не…, не... да просто – болит. Потому что иначе – без разговора – человек начинает воспринимать окружающих как персонажей собственного повествования, забывает о том, что и они – чёрт возьми – люди, что и у них есть такие опции, как – не знаю – желания, страхи, боль.
В последнее время я часто думаю о той неуловимой черте, переходя которую ты перестаёшь относиться к человеку как к кому-то живому, а относишься к нему, скажем, как к слову в наскучившем списке или же как к отказывающемуся работать кофейному аппарату.
Самое неприятное, что это происходит автоматически и противоядия я пока не нашёл.
Рене Декарт приводил замечательное различение любви и ненависти. Во втором состоянии – более мне привычном (всё-таки, первое, как и на обеде...) – человек воспринимает себя как целое, а всех остальных и всё остальное – как то, что угрожает его целостности (скажем, отвлекает от решения важных задач по спасению человечества). В состоянии же любви – привет из середины XVII века – человек ощущает себя частью чего-то другого (быть может – команды, семьи, рода, народа...) и направляет все свои действия на то, чтобы сохранить жизнь и целостность этого другого, большего, чем он сам.
Видимо, в права части входит и доверительный разговор – не полезу же я в него с врагами, которых – отдавая себе в этом отчёт или нет – не терплю... Не полезу, перебьюсь уж как-нибудь. И тогда – будь я даже лучшим на свете женщиной-военным-фотографом – после моей смерти кто-нибудь возьмёт да проинтерпретирует всю мою жизнь как одно затянувшееся самоубийство. И, вполне возможно, окажется прав.
В общем, я благодарен Йоакиму Триеру за то, что после знакомства с его фильмом в моей голове созрел вопрос: «Может, учиться нужно не только войне, но и миру?»
А фильм посмотрите – вдруг и о нём поговорить выпадет.
11 апреля 2016 г.