Цвет памяти

Об одной картине Л.Г.Саксонова
Саша Демина, 3 курс, мастерская «Мультипликатор»


1941 год. Холод, лютая зима. Горящий Воронеж. Двенадцатилетний мальчик Лева с семьей успевает сесть в отъезжающий товарный состав. Промерзлый вагон с проломанным полом весь в дырах, сквозь щели сочится кисловатый дым.

Поезд ехал до Уфы два месяца – железнодорожных путей не хватало, на фронт шли бесконечные составы с танками, оружием, с солдатами, а обратно – эшелоны с раненными, тысячи, сотни тысяч беженцев.

Во время длительных стоянок у Левы была обязанность – добывать кипяток. Он пробирался с чайником через многочисленные поезда к станции, переступал, перепрыгивал через спящих и уставших людей, чтобы добраться к баку с горячей водой.

«Пахло немытым телом, грязью, но страшнее всего был постоянный запах беды, который звенел в воздухе, я чувствовал его всей кожей».


Я думаю, что сложно, пережив в детстве нечто подобное, потом не бояться жизни. Память о страшном может покалечить человека, часто люди стремятся забыть горе. Но с этим горем из памяти стирается и кусочек истории, когда-то живой жизни. Это кажется облегчением, но это неверно. Нужно находить форму существования памяти, какой бы трагичной эта память ни была.

После войны прошли годы, и мальчик Лева стал прекрасным художником, поэтом и писателем – Львом Григорьевичем Саксоновым. Он смог отразить в творчестве историю страны и личную историю, превратить свое прошлое в искусство.

Последняя выставка Льва Григорьевича была посвящена железным дорогам. Центральная картина выставки отражала тот самый эпизод из детства.

«…Эти два месяца были огромным куском моей жизни. Два месяца с паровозами, с гудками и дымом. И какими красивыми были эти паровозы! Сейчас таких нет. Я даже иногда с сожалением об этом вспоминаю. Ведь вокзалы – это целая поэма. Конечно, со знаком «минус», но поэма – битком набитые залы ожидания, плачь детей, бесконечные толпы и очереди. Места немного, и люди спят на полу... Наверное, во мне живет детская царапина. Может быть, поэтому я написал эти картины».

Война – страшное время. Сложно вообразить, что тогда пережили люди. Чаще всего мы и не пытаемся вообразить – кажется, что это слишком далеко, почти нереально, будто этих событий не было. Но искусство дает возможность это исправить и ощутить прошлое как часть настоящего.


Время будто остановилось, и я очутилась внутри его картины. Вот я стою на перроне. Над головой – темное, свинцовое небо. Сыро и пасмурно, туманно (наверное, от паровозного дыма). Дует ветер. В воздухе чернеют ажурные конструкции трансформаторных узлов. Переливаются инеем витиеватые узоры рельс. Сквозь тучи – робеющее бледное солнце, играет и искрится лучами на старой водонапорной башне.

Холодно и тихо, только мелодично постукивают, звеня, колеса где-то на дальних путях. Горизонт скрыт за нескончаемыми вагонами, будто это улицы города. Пейзаж кажется бесконечным. Все поезда разные, необычные, у каждого свое имя и назначение. Я тоже почти как паровоз – от холода изо рта идет пар. От металлической ручки чайника рука мерзнет еще сильнее. Если его наполнить кипятком, он тоже превратится в паровоз – теплый, с трубой, только колес нет.

В воздухе чувствуются легкий страх и опасность; кажется, что сейчас это мгновение кончится и хрупкая картина разрушится, ведь где-то идет война. Сколько может длиться это мгновение?

«Если бы меня спросили, что длиннее: эти два месяца или вся остальная – от девяноста отнять два месяца – жизнь, я бы не знал, что ответить, ведь в детстве каждый день – как для взрослых год».
Искусство способно передавать память через поколения. Но картина может существовать только тогда, когда у нее есть зритель; если ее никто не видит, ее будто не существует.

Память о прошлом должна жить. Без памяти о нашей стране мы не можем увидеть всю ее красоту, ощутить ценность момента, в котором живем. Но чтобы понять прошлое, преодолеть пропасть между настоящим моментом и тем, что ушло, нужно искать формы сохранения и оживления памяти. Тогда связь поколений, истории не прервется и протянется дальше – в будущее.


5 мая 2016 г.