Про «Маленького принца» Марка Осборна. Часть 1

Ю.А. Михайлин, педагог мастерской «Мультипликатор»


Я думал, что рассказать в кино историю «Маленького принца» невозможно. В игровом – из-за непреодолимой силы земного тяготения. В мультипликации – потому что это как бы само собой напрашивается, слишком велик соблазн заставить иллюстрации Экзюпери двигаться, но они уже одушевлены, поэтому движение легко может их умертвить. Разве что в театре – он поэтичен по природе, а живые актеры – нечто максимально чуждое рисунку, т.е. автоматизм сводится к минимуму.


Сама по себе смелость сделать настоящую экранизацию вызвала мое уважение (еще на уровне трейлера). По трейлеру же было видно, что это нечто изобразительно свежее, свободное от копирования иллюстраций. Кроме того, я очень уважаю первую «Кунг-фу панду» и моменты в творчестве какого-либо автора, когда он резко меняет стиль и интонацию. Так что Марк Осборн вызвал восхищение уже заранее, а фильм включил в себя дополнительный сюжет – помимо истории героев ужасно интересно было следить за тем, как решают авторы те сложные творческие проблемы, которые перед ними возникают.

Первое, что удивило уже в самом фильме – они работают всерьез. Почти нет механического. Каждый кадр, ракурс, световой эффект, работа с фокусом, почти любое визуальное или монтажное решение – это решение. Поэтому с первых же минут с удовольствием вовлекаешься в их игру. Они думают и выстраивают кино осмысленно.

Второе поразительное – они ведут рассказ неторопливо, спокойно, без беготни и мельтешения. Одна из главных бед анимации и вообще кино – стремление увлечь зрителя во что бы то ни стало. Тут этого нет. Они доверяют своему зрителю – редчайшее сегодня качество. Уважают зрителя: если спокойно и вдумчиво рассказывать, он поймет; он в состоянии следить за развитием мысли, не обязательно кого-то куда-то ронять.

Из этого вытекает третье ужасно важное – попытка поговорить с ребенком о значимом и тонком, поиграть с ним в интересное и загадочное, рассказать о красоте и тайне, о смерти. Я даже не вспомню, кто еще пытался это делать. По-моему, так умеет только «Пиксар» в своих лучших достижениях. Но дело даже не в том, кому это удается, а кто вообще пытается об этом думать. Я не могу воспринимать всерьез нашу мультипликацию, потому что почти ни у кого и в замыслах нет делать что-то подобное, весомое. Дело не в том, что наши бы не сумели, а они настроены, что надо все время скакать, тогда завоюешь первое место во всемирном ютубе.

Четвертое: решение не пересказывать изложенную в книге историю (в данном случае это кажется бессмысленным, настолько она совершенна), а рассказать о влиянии этой книги на юного читателя – очень точное решение. Это сюжет не о Маленьком Принце (его все знают и без мультфильма), а о роли его истории в жизни ребенка.

Вообще подростку страшно важно водить содержательную дружбу со взрослыми, особенно со стариками. Без этого, какой бы обеспеченной ни была его жизнь, она неполноценна. Жизнь подростка замкнута в самой себе, а он должен расти. Для роста ему необходимо специальное волшебное пространство – пространство игры, свободы, в котором были бы заключены мысли о жизни. Такое пространство разворачивается в чудесной сказке, но сказка не обязательно существует в параллельной вселенной, взрослый может сделать ее частью реальной жизни – в этом и будет заключаться содержание их дружбы. Собственно, это и есть главная мысль фильма.

Но мое главное впечатление – визуальное. «Утята <…> стали озираться кругом, разглядывая зеленые листья лопуха. Мать не мешала им – зеленый цвет полезен для глаз». Этот андерсеновский фрагмент очень подходит для описания зрительной радости, которая не покидает на протяжении почти всего просмотра «Маленького принца».

Лист лопуха – шершавый. Для анимации очень важно, чтобы глаз мог зацепиться за фактуру изображения, одушевляемого материала. У 3D есть свои достоинства, но главный недостаток – потеря зрительной зацепки за реальную фактуру мира, рукотворного, несовершенного. Того мира, частью которого является телесный человек. Вообще хорошая анимация – это род психотерапии. Когда такая вещественность присутствует в фильме, когда она согрета теплом рук аниматора, обласкана глазом художника, зрителя настигает острое переживания чуда: он понимает, что все это происходит по-настоящему, на нашей планете, в том же самом мире, в котором живет и он, и этот мир любим, продуман, ухожен. Это такой особый тип документального кино, но из произошедшего выхвачены только специальные мгновения, когда аниматор вышел из кадра.

Для разговора об анимации важно и то, что одушевление является частью сюжета – дедушка начинает знакомство с девочкой при помощи игрушечных фигурок, затем появляется плюшевый лис. Они не одушевлены, но они одушевлены (и зря, конечно, лис потом на самом деле оживает – это лишнее; но о слабых местах фильма я напишу отдельно).

«Маленький принц» очень материален и потому целителен для ребенка. Бумага, рисунок, перекладка, куклы – игра разворачивается сразу в нескольких мирах, но все они (кроме «настоящего» мира) – осязаемы, их очень хочется потрогать, как-то поучаствовать (кстати, интересно, что фантазийные миры в фильме более материальны). Дед копит барахло, вещи, возится с железками и смеется над самим собой («Я – барахольщик»). Важно, чтобы в жизни ребенка была такая всеобъемлющая помойка, в которой можно создавать что угодно. Дедушка рисует историю принца на настоящем листе настоящей бумаги. Это просто бумага, краски, карандаш – ничего особенного, но они раскрепощают воображение, их оказывается достаточно, чтобы создать между друзьями новый невидимый мир.

(Продолжение следует)