Савва Доломанов, 4 курс киноколледжа, мастерская «Режиссер»
Но несомненно и то, что еще в самом начале, когда машина с агентом ЦРУ на пенсии (Эшби) врезалась в бордюр городской улицы, авторы уже знали про то, что запрятано у них под конец. Эта мысль находилась на периферии их сознания весь процесс создания картины. Сознательно они вели зрителей по этому маршруту, точно зная, где и когда нужно сделать поворот, закончить фразу, вплести новую линию и т. д.
Эта осознанность в повествовании является той гранью профессионализма, которая позволяет отвлечься от фильма и почувствовать себя на новом уровне чувствования, полностью провалившись в собственные переживания.
Я думаю, что фокус здесь в том, что вполне реальные жизненные истории вплетены в историю, которая может произойти лишь в сказочном фильме. Каждый из нас хотел бы встретить Эшби. Но случиться это может лишь на полях воображения сценариста. Именно это сплетение реальности и вымысла позволяет нам так вовлечься в фильм и отождествить себя с его героями.
Герои же отождествляют себя со своими образцами той неведомой идеальной жизни.
Эд только начинает свой путь в ней. Он хочет начать отношения с девушкой, добиться успехов в спортивной команде, стать опорой для мамы. Не зря он читает Хемингуэя и считает главной темой его творчества – проявление мужской силы.
У Эшби жизнь подходит к концу. Он смотрит назад и понимает, что хотел бы прожить ее по-другому. Мысль о смерти не покидает его ни на секунду, и он замаливает грехи молодости.
Все идет к тому, чтобы эти две линии пересеклись в один момент, и одна стала бы продолжением второй.
Эшби становится отцом для Эда, проводником в мир мужественности. Эд, в свою очередь, берет обязанности ребенка, который задает вопросы родителю, позволяющие ему продвинуться вперед. Они помогают возвратиться Эшби к своей дочери.
В конце у каждого из них будет свой финал. У Эда – победа и начало чего-то нового, а у Эшби – прощание с жизнью и мужественный уход из ее игры.
Без их встречи не было бы никакого развития этих двух линий. Их противоположность и, казалось бы, несовместимость дополняют друг друга и помогают каждому пройти свою черту в иное измерение.
Я посмотрел этот фильм месяц назад и жалею, что сразу же не написал все, что думаю о нем. Время перерыва стерло многое из тех чувств, хлынувших потоком из воспоминаний, окружавших меня. Многие нерешенные мысли собственной жизни каким-то образом преобразовывались на экране. Вопрос лишь в том, как преобразовать жизненное воплощение экранных мыслей.
Совсем не многие картины наделены способностью обратить внимание зрителя на зрителя.
Как только на экране возникает финальный титр, а The Brevet* завершает композицию звуковой дорожки картины, ты, все еще провалившись в подходящий к концу трехмерный мир Тони МакНамары**, вдруг осознаешь, что вместо того, чтобы рассматривать на внутреннем экране героев, сюжет и фильм в целом, рассматриваешь в первую очередь самого себя – удивительная и основная черта этого тонкого и лиричного фильма; простого, но отлично сделанного, который оставляет размышления о фильме и о жизни, где второе отражает первое и наоборот. Точкой пересечения этих двух крайностей является зритель, способный отождествить себя с семнадцатилетним подростком (Эд), которого перевели в новую школу (города Вирджиния).
Рассмотрение себя через призму фильма является результатом продуманной конструкции, в которой рассказчик ведет слушателя к тому моменту, где Эд со своей подругой садятся в бирюзовую машину Эшби и трогаются в сторону титров.
Но несомненно и то, что еще в самом начале, когда машина с агентом ЦРУ на пенсии (Эшби) врезалась в бордюр городской улицы, авторы уже знали про то, что запрятано у них под конец. Эта мысль находилась на периферии их сознания весь процесс создания картины. Сознательно они вели зрителей по этому маршруту, точно зная, где и когда нужно сделать поворот, закончить фразу, вплести новую линию и т. д.
Эта осознанность в повествовании является той гранью профессионализма, которая позволяет отвлечься от фильма и почувствовать себя на новом уровне чувствования, полностью провалившись в собственные переживания.
Я думаю, что фокус здесь в том, что вполне реальные жизненные истории вплетены в историю, которая может произойти лишь в сказочном фильме. Каждый из нас хотел бы встретить Эшби. Но случиться это может лишь на полях воображения сценариста. Именно это сплетение реальности и вымысла позволяет нам так вовлечься в фильм и отождествить себя с его героями.Герои же отождествляют себя со своими образцами той неведомой идеальной жизни.
Эд только начинает свой путь в ней. Он хочет начать отношения с девушкой, добиться успехов в спортивной команде, стать опорой для мамы. Не зря он читает Хемингуэя и считает главной темой его творчества – проявление мужской силы.
У Эшби жизнь подходит к концу. Он смотрит назад и понимает, что хотел бы прожить ее по-другому. Мысль о смерти не покидает его ни на секунду, и он замаливает грехи молодости.
Все идет к тому, чтобы эти две линии пересеклись в один момент, и одна стала бы продолжением второй.
Эшби становится отцом для Эда, проводником в мир мужественности. Эд, в свою очередь, берет обязанности ребенка, который задает вопросы родителю, позволяющие ему продвинуться вперед. Они помогают возвратиться Эшби к своей дочери.
В конце у каждого из них будет свой финал. У Эда – победа и начало чего-то нового, а у Эшби – прощание с жизнью и мужественный уход из ее игры.Без их встречи не было бы никакого развития этих двух линий. Их противоположность и, казалось бы, несовместимость дополняют друг друга и помогают каждому пройти свою черту в иное измерение.
Я посмотрел этот фильм месяц назад и жалею, что сразу же не написал все, что думаю о нем. Время перерыва стерло многое из тех чувств, хлынувших потоком из воспоминаний, окружавших меня. Многие нерешенные мысли собственной жизни каким-то образом преобразовывались на экране. Вопрос лишь в том, как преобразовать жизненное воплощение экранных мыслей.
6 сентября 2016 г.